«В пьесе Шекспира Гамлет говорит о том, что театр — это зеркало, в котором отражаются века, сословия и поколения. Цель театра в том, чтобы держать зеркало перед человечеством. Но ведь и Гамлет такое зеркало. Кто-то сказал, что Гамлет – это зеркало, поставленное на большой дороге и мимо этого зеркала идут люди, поколения, народы, сословия и каждый в этом зеркале видит себя». Согласны с этим высказыванием Алексея Вадимовича Бартошевича?
С Алексеем Вадимовичем невозможно не соглашаться, его авторитет настолько велик. С ветром не спорят. Но, всё-таки, мне кажется, любая великая пьеса – зеркало, вглядываясь в которое в то или иное время общество, человек может что-то понять про себя. Так же, как и театр в целом. И вообще желание посмотреть в это зеркало и увидеть, что за отражение там, — важная отправная точка для решения этого вопроса, само желание. Человек идет в театр, или режиссёр ставит пьесу для того, чтобы увидеть это отражение, понять про себя что-то важное. Но это не значит, что зеркало сработает само по себе. Все зависит от человека, который держит его в руках.
Вопрос, который задаю всем создателям спектакля «Гамлет». В начале спектакля мы слышим телефонный разговор с вопросом: а как умер Гамлет, не помнишь? В вашем спектакле Гамлет не умирает, а как, по-вашему, всё-таки умер Гамлет? Умер ли? Касательного вашего спектакля, что будет дальше, после занавеса?
Мне не очень понятен вопрос: как на самом деле умер Гамлет, и умер ли он… Я даю совершенно внятный на это ответ – Гамлет не умирает. Потому что умирают люди, а Гамлет, конечно же, никакой не человек. Он больше, чем просто человек. Поэтому он с нами уже более четырехсот лет, и он никогда не умрёт. Потому что, если уж говорить о нём как о человеке, человек жив до тех пор, пока его помнят, а его будут помнить всегда. По-моему, тут ответ очевиден. А что касается вашего вопроса о том, что будет после занавеса — это очень просто: зритель пойдёт в гардероб, возьмёт пальто и отправится домой пить чай.
Этот «Гамлет» второй для вас. Почему спустя двенадцать лет после спектакля в МХТ вы снова обратились к этому материалу? Говорят, если режиссёр поставил «Гамлета» — он состоялся как режиссёр, вы, получается, дважды состоялись (улыбается).
Вероятно, именно потому, что возникло желание вновь посмотреть в это зеркало и подумать о себе, о своем месте, о своем понимании мира. То есть абсолютно эгоистичное желание. И еще очень важный мотив — я был недоволен тем спектаклем
Легендарный отрывок у Александра Марковича Новикова в спектакле (имеется в виду сцена с бродячими актёрами, где Новикову-Первому актёру «выделяется» монолог — прим.ред.) — это полная импровизация? Вы с ним сразу это нашли?
Почему вы называете это импровизацией? Это шекспировский текст, там есть несколько привнесенных слов, но это совершенно не противоречит написанному Шекспиром. Как известно, пьесы Шекспира создавались именно таким образом. Актёры импровизировали на заданную тему, а Шекспир это записывал и дорабатывал. Я думаю, честно говоря, что это самый правильный способ создания спектакля. Любая репетиция — это поиск, в том числе импровизационный, который потом закрепляется. Рисунок и текст неизменны.
Случаев, когда Гамлета играет женщина достаточно (Сара Бернар, Аста Нильсон, Зинаида Райх, которой Мейерхольд собирался дать роль Гамлета и, наконец, Алла Демидова). Почему у вас играет именно Лаура Пицхелаури? Она — муза?
Ответ простой. Потому что герой это не тот, кто не вылезает из телевизора и снимается одновременно во всех снимаемых картинах, а тот, кто чувствует боль. Лаура именно такой человек. Она эту боль чувствует и способна её передать. А что касается музы, то, как пел Высоцкий: муза немного посидела и ушла… Это дело никому не известное.
Вы видели других «Гамлетов»? Вообще, есть ли театр, в который вы ходите смотреть спектакли?
Я по-прежнему хожу в театр. Я по-прежнему его люблю. Это единственное место, где я чувствую себя по-настоящему хорошо. Видел и какое-то количество «Гамлетов». Во многих спектаклях, так или иначе, всегда что-то интересное было. Есть один спектакль в очень большом театре, который, мне кажется, совершенно бессмысленным, но называть его я не буду. Самый сильный ГАМЛЕТ — это спектакль Эймунтаса Някрошюса.
Вы поставили практически все культовые пьесы Уильяма Шекспира, какие планы на будущее?
Как говорил Толстой, Е.Б.Ж. (если будем живы — прим. ред.), будет Шекспир обязательно. Далеко не всё мне удалось и далеко не со всеми его великими пьесами, которые я хотел сделать, мне довелось поработать. Я с нетерпением жду возвращения к Шекспиру.
Вы всегда ставили на разных площадках, но домом был театр Ленсовета, теперь вы в театре Вахтангова. Как вы ощущаете себя в Москве? И, всё-таки, Москва или Санкт-Петербург?
Это для меня очень серьёзный вопрос и, наверное, сейчас рано давать какую-либо оценку моему нынешнему положению, надо как-то пожить в этом состоянии. Я непоседа и люблю открывать новые миры вне зависимости от того, Москва это, Петербург, какой-либо другой город. Театры, они же все в общем-то устроены одинаково. Конечно, много отличий, но, в принципе, все сцены похожи: и пахнут одинаково, и сквозняки одинаковые. Ты переходишь из дома в дом, по большому счёту. А что касается вопроса, Москва или Санкт-Петербург, каждом городе есть свои чудеса и тайны. Если говорить про чувства, то, конечно, я люблю Петербург, там прошло мое детство, и, конечно, это величайший по красоте и странности духа город, но в то же время, я обязательно должен уезжать из того места, которое я люблю, чтобы потом иметь возможность, заскучав, затосковав, в него вернуться. Сейчас такой возможности вернуться нет, к сожалению. Поэтому я тоскую по Петербургу.
Как вы считаете, есть ли предел у режиссёра, момент, когда он заканчивается? Как говорят иногда, ну, всё, закончились слова, больше нечего сказать…
Не знаю, возможно, есть. Но, с другой стороны, есть примеры, которые говорят о том, что этот путь может не иметь конца. И его обрывает только смерть. Это глубоко внутренние процессы.
Юрий Николаевич, как не идти на поводу у времени? Как тянуть своё, даже если оно пока не такое популярное и не такое одобряемое? Как быть Ван Гогом в нашем мире, если ты видишь другие возможности все время?
Спрашиваю потому, что, мне кажется, именно у вас получается, несмотря ни на что, быть уникальным, особенным. Не случайно появилась фраза: «Мы все дети Бутусова».
Не знаю, что сказать. Вопрос этот риторический. Я не могу давать рецепты и вообще всерьез относиться к такой оценке. Понятно, что каждый человек сам выбирает какие-то цели, ценности. Что для него значимо, а что неважно. Ради чего он бы мог чем-то пожертвовать и ради чего — нет. Я бы хотел, чтобы был такой закон: человек важнее системы. Человек как мера всех вещей. Его права и свободы. Уважение к нему. Чтобы из нашей жизни исчез культ силы, присвоение себе права на истину и навязывание ненависти к инакости. Из всех существующих, если можно так сказать, лозунгов, этот – самый гуманистический, правильный что ли…, да и просто очень понятный. Что такое быть самим собой и как оставаться таким, вопрос вечный. И где та черта, где происходит подмена, и ты становишься доволен собой, как говорит Ибсен в своей пьесе «Пер Гюнт». Это вопрос, на который нет ответа. Решение этих вопросов и составляет суть жизни и театра.
И, кстати, возвращаясь к вашему вопросу о том, умер ли Гамлет. Доказательством того, что Гамлет не умер, является вопрос, который звучит в прологе к спектаклю: никто не помнит, как умер Гамлет, это и означает, что он не умер.