Под новый год в Петербурге традиционно идет дождь, но в одной комнате, «Комнате Шекспира» шел снег. Декорации нового спектакля в Театре им. Ленсовета напоминают большую комнату в старом доме – высокий потолок, много воздуха и большие окна наподобие тех, что светятся коммунальным уютом вокруг здания театра. Здесь душераздирающие монологи Мити Карамазова и Грушеньки перетекают в страстное выяснение отношений Оберона и Титании и нервный быт Тезея с Ипполитой. Снаружи в «комнату» стучится сказочный шекспировский лес: в окна лезут голые ветви, а иногда актеры волочат их по сцене.
«Сон в летнюю ночь» – простор для актерской дурашливости и ироничного диалога театра с самим собой. Режиссеры «Комнаты» Юрий Бутусов и Роман Кочержевский щедро раздают шекспировским героям, детям Возрождения, тяжелые цитаты Достоевского, Толстого, Кафки, Кортасара. На сцене ничто не напоминает о том, что ночь – летняя, напротив. Сразу четыре перевода Шекспира ушло на неоднозначный «винегрет», попытку перевести шекспировскую комедию на язык современного режиссерского театра. Создатели не удержались от соблазна процитировать со сцены заодно и соседа театра Сергея Довлатова, возвышающегося во весь бронзовый рост на улице Рубинштейна. С другой улицы за действом следит хмурый памятник Достоевскому. Задумка, кажется, была в воссоздании легкой, порывистой, волшебной атмосферы пьесы в условиях современного Петербурга.
Налицо бутусовские приемы – эмоциональная взвинченность, всплески энергии молодых артистов, свободная сцена, контрастный колорит. Экспрессивные бессловесные зарисовки, трагикомичные, как будто из европейского кино. Это утяжеляет сказочный сюжет, вычурная подача создает контрастную, напряженную атмосферу.
И музыка, полноправный герой и резонер, одна из несущих конструкций режиссуры, усиливает драму. Rammstein, знатная подборка инди-музыки. Герои лезут на стену, впечатавшись в нее, входят через окна и красиво замирают в хлопьях снежной пены. Актеры в ожидаемых черных костюмах ловко переходят от Шекспира к Достоевскому и бросают друг другу классические реплики, как дети - мяч. Кажется, они высмеивают и актерскую братию, и нас, зрителей, так любящих пресловутые сетевые цитаты.
Как гром – абзац из очерка о Шекспире Льва Толстого, камня на камне не оставляющего от положенного пиетета. («Почему же признанные всем миром за гениальные художественные произведения сочинения Шекспира не только не нравились мне, но были мне отвратительны? Долго я не верил себе и в продолжение пятидесяти лет по нескольку раз принимался, проверяя себя, читать Шекспира во всех возможных видах»). Смех, аплодисменты. Кто-то, вероятно, мысленно вступил в «партию Толстого», а режиссер будто нарочито наивен и буквально трактует идею показать восприятия шекспировского текста.
Основной же мотив страстных порывов и пантомим – вовсе не ренессансная открытость. Хотя основная сюжетная канва остается за Шекспиром, это не сказочный «мальчишник» перед тем, как все поженятся, и тем более не легкая «придворная» постановка. Главная эмоция – подавление и его преодоление, ярость, страх и потеря себя, которые могут ждать на этом пути. Подавление человека человеком, подавление человека обстоятельствами. Яркая игра Софии Никифоровой в роли Елены подчеркивает яростную, отчаянную беззащитность перед этим давлением. Ответственную роль Пака энергично обыгрывает Сергей Волков – у него получился неоднозначный, с «карамазовскими» нотками персонаж.
Так или иначе, с позиции самоиронии и освоения текста на свой лад постановка удалась. Удалось и запутать зрителя – иногда сложно угадать, чью реплику несет герой и вообще является ли он тем, кем заявлен в афише. Или актер стал просто инструментом, транслирующим авторский замысел. Такой театр не столько любуется собой, сколько «машет шашкой», шинкуя накопившиеся в мировой литературе после Шекспира тексты. Получается этакий пирог, салат, или, если угодно, постановка, сшитая сразу набело, без выкройки. Да, мы видим швы, некоторые из которых запаяны Кафкой, но смелое, свободное чувство авантюризма и праздника все же преобладает.
