2021-й год, проходящий под знаком 200-летия Ф.М. Достоевского, спровоцировал небывалый подъем интереса театров к творчеству классика. Фаворитом у петербургских режиссеров ныне является роман «Бесы», и первым – в театре им. Ленсовета - его избрал как почву для высказывания Алексей Слюсарчук.
«Бесы», как и другие произведения Достоевского, за полтора века своего существования не избежали формирования стереотипных толкований и штампов при оценке этого произведения. Чаще всего в творении гения видят предупреждение всем доморощенным революционерам, а также рассуждения писателя о вере и безверии.
Главным же негодяем часто (особенно при упущении той самой, спорной главы «У Тихона»!) провозглашается Николай Ставрогин, страдающий и чувствующий как никто другой их действующих лиц романа. Слюсарчук чужд штампов: все, касающееся кружка Верховенского и обсуждаемых в нем революционных идей, отринуто режиссером еще на стадии составления сценической версии романа. Оттого и в качестве жанра спектакля обозначена «реконструкция». Двойное значение этого слова недолго вводит зрителя в заблуждение.
Уже с началом действия ясно, что разобранный на части, просеянный через сито собственного мировоззрения текст Слюсарчук собирает по-своему. Однако восприятие первого действия «утяжелено» непростыми связями героев романа, сочетанием их прямой речи с «чтецким» текстом от Рассказчика, в роли которого выступает Иван Шевченко, и фрагментами чтения Алисой Слепян (Софья Матвеевна) Откровений Иоанна Богослова.
Дуэт Ольги Муравицкой (Варвара Петровна, мать Ставрогина) и Александра Новикова (Степан Трофимович, отец Петра Верховенского) поначалу воспринимается зрителями как комический. В действительности именно с него режиссер начинает трагическое повествование о неумении людей строить человеческие отношения, нежелании учиться любви и уважению, стремлении своевольно решать и менять чужие судьбы. Итог этой антигуманности – наказание, предрешенное и вынесенное в эпиграфе к спектаклю: «Обыкновенно все на свете кончается ничем, но здесь будет конец, непременно, непременно!». Эти слова Степана Верховенского облекает позднее в страшную, исполненную гнева форму акушерка Виргинская - Ирина Ракшина. Она, назначенная свыше встречать людей на пороге этой жизни, в праведной ненависти к их последующей мерзости, губящей чужие и их собственные судьбы, будет яростно призывать погибель на мир, где человек человеку исключительно враг…
А пока на сцене одна за другой возникают пары героев, отношения между которыми никак не складываются. Причиной тому – элементарное недопонимание, желание мстить за мелкие обиды и жалкие страхи, нежелание знать что-либо о партнере или собеседнике, отсутствие к нему подлинного интереса и главное – отсутствие определяющего все почтения к человеческой жизни.
Не понимают друг друга не только Варвара Петровна и Степан Трофимович. Не ладны отношения впавшей в глухую защиту от мужа Марии Шатовой - Алены Барковой и искреннего, но недогадливого Ивана Шатова - Александра Крымова. Не находит ни с кем общего языка неприкаянный Ставрогин - Никита Волков, будь то недалекий, но открытый нараспашку Лебядкин - Илья Дель, юродивая добрая душа Марья Тимофеевна - Маргарита Иванова, честный и совестливый умник Кириллов - Марк Овчинников. Но в каждой паре, являющейся в диалоге на сцене, есть человек, более способный понять другого, сделать наиважнейший «шаг навстречу», который изменит завязки и развязки судеб. Да вот только не удастся этим людям, берущим на себя смелость «жениться на чужих грехах», выжить среди тех, кто не хочет, не может и не стремится понимать другого. Поэтому к финалу спектакля станут ангелами, снабженными забавными, словно по детскому эскизу сделанными крыльями (художник-постановщик – Ольга Фарафонова), сразу семеро действующих лиц, оказавшихся хоть чуточку способными на движение души…
Все же остальные – потенциальные самоубийцы-висельники (по аналогии с Матрешей), равнодушием или ненавистью к себе подобным убивающие в себе Бога, не желающие увидеть его в глазах напротив. И затертый до глянца вопрос веры и безверия неожиданно оборачивается в спектакле Слюсарчука вопросом необходимости веры людей друг в друга, которая возможна лишь в союзе с любовью, порождающей то самое, недостающее героям почтение к человеческой жизни…
Огромный, широкий православный крест, в начале действия высоко зависающий в узкой вертикали сцены Театра им. Ленсовета, за время спектакля словно пресс опустится настолько, что станет низким потолком в комнате Шатова, где произойдет самое удивительное на Земле чудо – рождение ребенка. Меняться будет и задник: его цвет из кирпичного постепенно перейдет в кроваво-красный (художник по свету – Евгений Ганзбург), иллюстрирующий трагический финал. А наклон нарисованных на полотнище задника домов, домиков и церквей, словно катящихся с невидимой горки, в третьем действии достигнет максимума. Того и гляди посыплются с поверхности планеты и этот удивительный народ, и его храмы, дворцы да хижины…
В постановке есть несколько сильных актерских работ, определяющих воплощение замысла режиссера. Безусловно, это Верховенский-старший в исполнении Александра Новикова. При минимуме сценического текста (в подлиннике его герой – куда больший говорун!) Новиков играет немощного, но благородного старика, передает мудрость молчания и прозрения, верность и покорность судьбе, в роли которой выступает женщина, бок о бок с которой он прожил двадцать лет.
Марк Овчинников создает удивительно цельный, мощный образ Алексея Кириллова. Его герой сродни тургеневскому Базарову – флегматик и созерцатель, отдающий себе отчет в том, что когда никого невозможно изменить, меняться и менять придется что-то в себе.
Никита Волков - Ставрогин раскрывается в ключевом монологе героя, вспоминающего поругание Матреши. Пронзительная сцена, сыгранная артистом в слепящем луче света на полностью затемненной площадке, – это горячечный, мучительный бред, признание в страшном грехе отобрания жизни другого человека, требующей исключительно почтительного отношения. Того самого, которого так порой не хватает нам и в реальности.
Екатерина ОМЕЦИНСКАЯ