Спектакли к памятным датам великих всегда имеют риски: быть сделанными наспех, или напротив, слишком обстоятельно и тяжко; уйти в патетику или заиграться с современными интонациями; получиться вызывающими или просто скучными. Спектакль Марии Романовой «Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях», поставленный на Малой сцене Театра имени Ленсовета в год 225-летия Пушкина, счастливо избегает всех этих крайностей. Это светлая и нежная постановка, в которой с каждым словом обращаются очень бережно. Как и в медитативных «Птицах», как и в игривом «Маршаке», как и в сакральной «Библейской истории» – в каждом из этих камерных спектаклей режиссёром найден свой ток чистой театральной энергии, которая мягко вовлекает тебя с первой до последней минуты, не давая отвлечься на телефон или фантик.
Чисто, бережно, мягко, нежно – в ощущениях от спектакля больше всего приходят эти слова. Белая сцена (художник – Мария Брянцева) – как постелька перед сном: занавес-арлекин как стеганое пышное одеяло, силуэтные фигурки с аккуратными графическими рисунками – как образы, приходящие засыпающему ребенку, кружевные видеопроекции, завораживающий снег и свет – как невесомые эффекты наваждения. Молочного цвета костюмы, из материй тонких и мягких, бесшумных, не агрессивных (даже кольчуга и шлем – вязаные). Природная чистота и свежесть молодых актерских лиц, стройные голоса и фигуры, ровные движения. Спектакль идет на одном дыхании, размеренно и легко. Мера – еще одна важная составляющая этой постановки. Здесь все – в меру и со вкусом; гармонично, изящно, точно. В ритме слога Александра Сергеевича, в котором (слоге) слова, метафоры, рифмы отмеряны, как в аптеке.
В элегантном черном костюме, с грациозными кошачьими движениями, Автор (Дмитрий Хасанов) начинает сказку с пролога про Лукоморье, на миг приникнув к фигурке дуба (не зеленого, конечно, а тоже черно-белого), как к священному древу, древнейшему символу, средоточию смыслов, началу начал. В эту минуту он и автор, и кот, и хранитель, и сказитель. Персонаж Хасанова многогранен, при этом оценки его очень деликатны, без нарочитого смыслового раскрашивания слов, но и не в манере холодного отстранения. Единственный раз он позволит себе высказаться яростно в момент смерти молодой Царевны, но об этом чуть позже. Автор рассказывает нам историю, время от времени беря кого-то из персонажей «крупным планом», для чего использует круглую черную (если угодно) раму – зеркало (это и вторая роль актера). В нем мы видим предысторию с родителями молодой Царевны, таким же образом показаны и «включения» Злой Царицы.
Злая Царица (Наталья Шамина) – откровение спектакля. Не смущаясь, режиссер и актриса сразу показывают ее не идеальной (как часто бывает, вспомнить мультфильмы, где злючки – красавицы с идеальными прическами и платьями). Она явно красива, но ее красота вчерашняя, уставшая, потрепанная – неряшливо выбившийся локон высокой прически не дает думать иначе. Ее роскошное (конечно) черное платье издает шуршание, получается (нарочито ли, случайно?) - она одна из всех при передвижении по-змеиному шуршит. У всех персонажей общение происходит преимущественно через зал, таковы условия игры, они все смотрят больше на нас, нежели друг на друга. Так вот «крупняки» Злой Царицы – самые эффектные. Надменная уверенность в себе сменяется брезгливым недоумением (кто-то может быть красивее ее?), затем - попытки устранить проблему, и все возрастающая - нет, не столько злость, сколько растерянность. Ожидая очередной ответ от зеркальца, нервно впопыхах пудрит свое лицо, чтобы тоже быть «белее», а получив ответ, вдруг начинает дрожать голосом: «я всех румяней и белее? я? я?..» - и именно в этот момент Зеркало пригвождает ее своими ответами, бросает ей в лицо, как пощечины: «Ты! Ты! Ты!». Не восхищение, не раболепие, а обвинение, констатация убийства. Царица больше не покажется на сцене; кажется, «тоска ее взяла» раньше, чем Царевна молодая вернулась с Елисеем домой.
Молодые и красивые студенты СПбГИКиТ Царевна (Алиса Рейфер) и Королевич Елисей (Сергей Филипович) являют собой в прямом смысле красоту и молодость, искренность и уже упомянутую чистоту. Тот случай, когда природа – лучший гример. Их персонажи нарисованы нежными красками, пастельными тонами; их голоса спокойны и ласковы, без громких нот – как и вся сказка, которую рассказывают маленьким непоседам, чтобы успокоить и убаюкать.
В завершение еще пару эпитетов к спектаклю Марии Романовой. Кроме всего вышеописанного, «Сказка о мертвой царевне» – это еще и очень интеллигентное переложение Пушкина, с хорошей речью, с приятным тембром, с простым и правильным посылом. Это обращение не только к ушкам и глазкам, но и к головкам, к «соображалкам» маленьких зрителей. Важная настройка их образного мышления и просто настройка на что-то очень ценное и вечное.
Мария Долматова