В последнее время заслуженный артист России Артур Ваха стал довольно редким гостем на театральных подмостках. Что не скажешь о кино – фильмография этого актера, действительно, впечатляет. Однако для Театра им. Ленсовета он периодически делает исключения: преданные поклонники до сих пор помнят его роли в «Заповеднике» Довлатова и «Смерти коммивояжера» Миллера, а исполненная на двоих с Семеном Стругачевым «Фальшивая нота» – один из самых популярных спектаклей в афише этого театра. Сейчас актер репетирует роль Василия Васильевича Бессеменова в горьковских «Мещанах». Премьера намечена на 6 февраля.
– Артур Викторович, «Мещане» не так давно появились на сцене ТЮЗа им. Брянцева. Два года назад – в Театре на Васильевском. Новый виток актуальности этой темы?
– Знаете, из-за пандемии я в какой-то момент перестал следить за театральными премьерами. К тому же как актер я «попугай», поэтому предпочитаю смотреть спектакли коллег уже после собственных премьер.
– Мещанство – это ведь про наше время?
– Безусловно. Хотя примитивное отношение к жизни было всегда. И в советские годы я наблюдал за людьми, которые довольствовались только тем, что у них есть хорошее жилье, одежда, еда. Гордились этим. Были цеховики, были «хозяева» магазинов и ресторанов. Просто этот пласт был спрятан, он был неявный, такого сильного разделения между людьми не существовало. По крайней мере, внешне, по условиям жизни, люди были почти равны. А в 90-годы не только вернулась та экономическая философия, что существовала до революции, но и произошел мощный приток «быта» извне. Мещанство начало жиреть на глазах. В итоге сейчас заглянешь в Инстаграм: все демонстрируют, что они только что съели, во что они одеты, что купили в магазине.
– Вас это раздражает?
– Нет, я отношусь к этому, как к данности. Философски. В конце концов, «потребителей» всегда будет больше, чем людей, что-то создающих, созидающих. Но скажите, вы видели хоть одного интеллигентного человека, который будет фотографировать еду, которую ест? Интеллигентные люди не выставляют свой быт на всеобщее обозрение. Они делятся с окружающими своими знаниями, мыслями, впечатлениями о прочитанном, увиденном. А не чем-то... гастрономическим.
– Ваш Бессеменов – отрицательный персонаж?
– Пока я не могу ответить на этот вопрос. Сам не знаю, к чем приведут наши с коллегами по сцене «копания» в пьесе. В любом случае я должен оправдывать своего героя – это моя работа как артиста. Таких Бессеменовых я видел, встречал в своей жизни. Неоднозначный, конечно, персонаж. Но какой он – решать только зрителю. Когда я репетирую роль, я думаю об истории человека, о его судьбе, а не о том, хороший он или плохой.
– Вы впервые вышли на сцену в возрасте шести лет? И это был именно Театр им. Ленсовета?
– Да, в спектакле Игоря Владимирова «Человек со стороны».
– Каким запомнили Игоря Петровича?
– Как большого и сильного дядьку, который «тут самый главный». Он для меня был таким... директором школы. Это было первое детское впечатление. Потом, когда стал постарше, я часто ходил в Театр им. Ленсовета, прекрасно помню спектакли Владимирова. Но для меня это как раз мещанский театр. Иногда его постановки были просветительскими, но в большей степени театр Игоря Петровича Владимирова – это театр развлекательный, прикладной, где всем все понятно, где хорошо и весело. Зрители его спектакли любили, на них можно было прийти и отдохнуть.
– Что важнее: мнение зрителей или критиков?
– Зрителей, конечно. Зритель всегда прав.
– Значит, у зрителя есть право уйти со спектакля, который ему не нравится?
– Думаю, что да. В такие моменты, конечно, начинаешь думать, что ты не так сделал. Хотя самое главное в спектакле всегда происходит во время финала! Нужно дождаться финала. Именно по реакции зрительного зала в самом конце спектакля я понимаю, удался он или нет. Причем, мне важна не громкость аплодисментов, а та пауза, которая возникает между окончанием спектакля и аплодисментами. Впрочем, бывает, что зритель, действительно, оказался не на «своем» спектакле. Не в том месте и не в то время. Но театр – для зрителя. Для кого же еще?
– Как вы относитесь к режиссерам, которые говорят, что ставят спектакли «для себя»?
– Это полное непонимание значения слова «театр»! Конечно, зрителя тоже нужно «воспитывать», а не поддаваться ему. Нельзя снижать собственную внутреннюю планку. Но если это делается честно, эмоционально и с уважением к зрителю, он обязательно это почувствует. Значит, и восприятие спектакля будет правильное.
– Но вам ближе театр режиссерский?
– Мне это абсолютно неважно. Главная задача режиссера и актеров – эмоционально зацепить зрителя. Сделать свою работу так, чтобы люди в зале искренне сопереживали происходящему на сцене. Важно, чтобы во время спектакля у зрителя работала душа. А если у него работает мозг или рождаются низменные чувства... Тогда для меня не имеет никакого значения, «классический» это театр или «режиссерский», авангардный. Просто это не театр, а что-то другое.
– Как зрителю вам больше нравится современный российский театр или кино?
– Если говорить о тенденциях, мне кажется, что наши театр и кино «идут рядом». И там, и там довольно много низкосортного. Настоящего «отстоя» ради денег. Если в 90-е годы был либо андеграунд, либо попса, сделанная «на потребу», то сейчас все смешалось и на экране, и на сцене. Но порой встречается что-то хорошее. Я всегда сужу по своим ощущениям: зацепило или не зацепило.
– Наше современное кино – продюсерское?
– На данный момент, к большому сожалению, так и есть. Я говорю «к сожалению», потому что у нас продюсеры не всегда бывают высокообразованными и творческими людьми. Они не ходят на выставки, не слушают хорошую музыку. Порой есть ощущение, что в своей жизни они едва ли прочитали два десятка книг...
Я всех не хочу оскорбить, встречаются люди, у которых есть багаж не только финансовый, но и культурный. Правда, не так часто, как хотелось бы. При этом я знаю много талантливых режиссеров, которые ничего не могут сделать из-за отсутствия средств. А когда они находят продюсера для своей работы, те ставят им совершенно непонятные рамки. Или говорят: «А давай лучше сделаем такой «американский» фильм»! Как в таких условиях может развиваться наш кинематограф?
– Что вас радует в профессиональном плане?
– Радует, что репетируем «Мещан». Интересно познакомиться с Горьким поближе. Радуют неожиданные предложения, появившиеся несмотря на пандемию. Сейчас мы закончили проект «За час до рассвета» режиссера Игоря Зайцева. Недавно его озвучили, ждем премьеру. Мне там доверили очень интересного персонажа! И компания была хорошая: Константин Хабенский, Артур Смольянинов... Сейчас я снимаюсь у Данилы Козловского. Вот эта работа меня очень радует: сценарий безумный, но мне нравится.
– Сложно пережили период карантина?
– Три месяца с семьей жил в деревне! Это было... неожиданно здорово. Юность вспомнилась. Отсутствие работы, конечно, убило. Я же не вхожу в труппу театра, зарплаты у меня нет. Поэтому я очень счастлив, что постепенно творческий процесс возобновляется: репетиции, съемки. Конечно, все еще очень нестабильно и шатко. Мы живем в сложный период, когда меняется, когда полностью перестраивается весь мир. Каким он будет, я не знаю. Знаю, что в сфере культуры эта перестройка будет проходить жестко, будет долгий кризис.
– Такие периоды испытаний могут увести из профессии случайных людей?
– Главное, чтобы они не увели нужных людей! Случайные в искусстве люди живут головой. Они знают, как заработать, они выкрутятся. А в искусстве нельзя жить умом. Только душой. Поэтому на творческих людях кризис отразится сильно.