19 декабря в Театре имени Ленсовета – первая премьера сезона «THE DEMONS» по пьесе шведского драматурга Ларса Нурена в постановке Дениса Хусниярова. Исполнительнице главной роли в этом спектакле, народной артистке России Анне Алексахиной мы задали вопросы о новой работе и о превратностях актёрской судьбы.
- Только что, в ноябре, вам был вручена высшая петербургская театральная премия «Золотой Софит» за исполнение чеховской Аркадиной в спектакле «Такого театра» в разделе «Негосударственные театры». Но, я уверена, что если бы не было этой странноватой дележки, и списки были бы едины для всех театров, то ваша работа в этой роли всё равно вошла бы в номинацию «Лучшая женская роль сезона». Эта роль стала этапной для вас?
- Таких ролей ждёшь всю жизнь… И главное – предложил мне эту работу Вениамин Михайлович Фильштинский. Это выдающийся педагог, тонкий знаток настоящего актерского искусства, режиссёр, который не пропускает ни одного нюанса при разборе роли, анализе характера персонажа. Человек Живого театра, не терпящий ни малейшей фальши. Я познакомилась с ним, когда преподавала на актерском курсе. Вениамин Михайлович приходил на наши экзамены по мастерству, и я увидела, что его чутье на живое, на правду уникально. Как ни парадоксально, но в нашей профессии количество ролей, опыт в какой-то момент перестают быть преимуществом, а становятся твоей проблемой. Человеческая природа такова, что часто хочется идти легким, проторенным путем. Уйти от найденного, опробованного очень тяжело… Обнулиться почти невозможно…
- Еще и зритель тут плохой помощник, потому что ждет от артиста привычного, именно того, за что полюбил.
- Вот именно. Поэтому очистить своё профессиональное сознание, начать с чистого листа с каждым годом все труднее. К тому же от тебя редко этого требуют. «Сделайте то-то и то-то, вы же это умеете», - вот и всё. Моё движение в эту сторону началось в работе с Юрием Бутусовым над спектаклем «Три сестры». Аркадина пришла ко мне вслед за Ольгой. Судьба смилостивилась надо мной, преподнесла божественный подарок, потому что можно ведь так и прожить актерскую жизнь, ни разу не прикоснувшись к миру Чехова, к его бездонной великой драматургии.
- Спектакль ваш называется «Костя Треплев. Любовь и смерть», в нем действуют всего четыре персонажа из «Чайки» – Аркадина, Треплев, Нина Заречная и Сорин. Даже Тригорина нет.
- Это некое сочинение на тему «Чайки», постижение пьесы методом мастерской Фильштинского. Может быть, этот способ носится в воздухе, я знаю, что в театре Анатолия Праудина есть подобные эксперименты. Для меня предложение о совместной работе над чеховской «Чайкой» стало возможностью изнутри изучить метод работы Фильштинского. Я училась у Игоря Петровича Владимирова, а это другая школа. А Тригорин?.. Вениамин Михайлович сразу сказал, что Тригорин, по его мнению, настолько дурной, плохой человек, что просто недостоин быть в нашем спектакле.
- Сильно… И он стал таким фантомом, внесценическим персонажем…
- Как ни смело звучит, но оказалось, что пьеса вполне может быть подана, сыграна без него. Всё работает, все смыслы вскрываются. Многие зрители, кстати, даже не замечают его отсутствия.
- Сейчас вы готовите новую роль в декабрьской премьере родного Театра имени Ленсовета. Пьеса современного шведского автора Ларса Нурена «Демоны» по каким неизведанным путям позволит вам пройти?
- Эта пьеса с бродячим сюжетом мировой драматургии ХХ века. Классика этой темы – «Кто боится Вирджинии Вулф?» Эдварда Олби. Можно вспомнить и абсурдистскую пьесу Гарольда Пинтера «Любовник». Два человека, мужчина и женщина, которые не могут любить друг друга, но не могут и отпустить. Не могут быть врозь – и не могут быть вместе. Каждый человек, мне кажется, сталкивался с этим в жизни. Люди за годы становятся настолько близки, прорастают друг в друга, не могут расстаться, а их отношения уже никак не развиваются, становятся мучительными. Пьеса Нурена трактует эту тему, как остросовременную проблему, в его варианте вообще нет никаких табу между людьми, и нет практически никаких табу у самого драматурга в разговоре с читателем-зрителем. Если в пьесе Олби между главными героями из университетской профессорской среды идут интеллектуальные игры, в которых проблемы их тупиковых взаимоотношений облекаются в некий иронический флер с подтекстами, если в пьесе Пинтера проблема потери чувств между мужем и женой решается с помощью театра абсурда – ролевой игры в неверную жену и её приходящего в разных обличьях любовника, то Нурен погружает свою пару в кислотно-щелочную галлюциногенную среду. Поэтому в нашем спектакле и возникла как персонаж группа «The Doors» и Джим Моррисон с его психоделическим роком, - потому что вся четверка, две семейные пары нашего спектакля, словно вырваны из бытового течения жизни и вброшены в некую экспериментальную сновидческую ирреальность. Вне табу и запретов, вне устоев и границ среда в этой пьесе, в этой истории. Но по-прежнему главной темой этого бродячего сюжета остается любовь героев друг к другу. Только они здесь этой любовью друг друга истязают, убивают, топчут. В пьесе есть и бергмановские мотивы, даже прямые цитаты из знаменитых «Сцен из супружеской жизни».
- Режиссер Денис Хуснияров дал спектаклю эпиграф, слова лидера группы «The Doors» Джима Моррисона: «Люди боятся своей собственной реальности: своих чувств больше всего. Люди говорят о большой любви, но это фигня. Любовь боль. Чувства вызывают тревогу. Люди учат, что боль зла и опасна. Как они могут справиться с любовью, если они боятся чувствовать себя? Боль предназначена для нас. Люди пытаются скрыть свою боль. Но они ошибаются. Вы чувствуете свою силу в опыте боли. Боль-ощущение. Ваши чувства являются частью вас. Ваша собственная реальность. Если вы чувствуете стыд за них и скрываете их, вы даёте обществу уничтожить вашу реальность. Вы должны встать за ваше право чувствовать вашу боль». А что, спектакли про счастливых людей не могут быть интересны? Хороший глубокий спектакль всегда должен быть про боль?
- Редко кому выпадает прожить безоблачную жизнь. Конечно, в театр приходят порой и просто для того, чтобы расслабиться и повеселиться. Но, мне кажется, люди чаще идут в театр, чтобы увидеть, что они не одиноки в своих метаниях. Каждый из нас хочет, чтобы ему помогли выйти из какого-то тупика. Что ещё остаётся, кроме надежды…
- Вы верите в то, что когда зритель видит на сцене историю по людей на краю, а то и уже внутри обрыва, то он может для себя сделать вывод и не допустить свою личную ситуацию до края обрыва? В психотерапевтический эффект таких пьес, как «Демоны», верите?
- Трудно сказать, как это всё работает. Если произведение, в данном случае – спектакль, талантлив, то он одухотворяет зрителя, несмотря на самые-пресамые ужасы сюжета и судеб героев. Образы, художественные метафоры начинают работать с твоей душой, проникают в сердце. И, наверное, возможно освобождение внутреннее от твоего собственного мрака. Мы надеемся на это всегда. Может быть, посмотрев наш спектакль, кто-то в зрительном зале поймет, что нельзя позволять себе низвергаться в такие глубины, из которых уже не выберешься. В фильме «Дети райка» героиня Марии Казарес голосом Валентины Караваевой говорит герою Жана-Луи Барро: «Любить – это так просто». У меня ощущение, что многие люди не умеют любить. Они зациклены на себе, они рабы своего чувства, они эгоистичны, не думают о человеке, которого любят, о его чувствах и желаниях. В библейском понимании любовь – жертвенное чувство. Любовь не может требовать. Любовь – это огромный труд. Это не борьба за власть, не предмет торга «ты мне – я тебе», не желание подчинить партнера, поработить его, не оставить ему воздуха, территории свободы, пробраться ему в мозг, посадить на цепь, на короткий поводок, сделать рабом своих сексуальных фантазий. Идет схватка, любовь превращается в войну, а нам кажется, что это и есть безумная страсть. Я хочу знать, где он, что он думает, что чувствует, контролировать каждое шевеление его сердца и мыслей, чтобы он без меня шагу не мог ступить, - таковы наши желания, как это ни печально. И об этом пьеса «Демоны». Брак – это движение навстречу друг другу. Любить – это непросто. Надо учиться любить.
Беседу вела Вера Николаева
