Под конец сезона театр им. Ленсовета преподносит своим поклонникам подарок - премьеру «Город. Женитьба. Гоголь» по мотивам знаменитой комедии писателя. И, несмотря на ощущение сырости монтажа номерной структуры и премьерной нервозности, можно назвать эту работу «самым лиричным спектаклем» главного режиссера Юрия Бутусова, так как по количеству бьющей фонтаном лирики работе нет равных не только в судьбе постановщика, но и в прошлом театральных интерпретаций петербургской темы.
Здесь главных героев нет. Ни один из оказавшихся на сцене действующих лиц не признается, что очень хочет любить. Все они пускаются в головокружительные вихри вальса, снега и текста, чтобы встретиться с трудностями и унестись прочь по законам инерции космической траектории, ожидая пересечения с новыми кометами, способными столкновением круто изменить судьбу.
Назвать это интерпретацией гоголевского сочинения не просто, хотя в сценическом тексте есть все, что играет с постановочной традицией пьесы, образно преображая и осовременивая классику. Так, например, друг жениха Кочкарев, Вергилий сюжета, всегда олицетворяющий адова проводника Данте-Подколесина, как черта с рожками и хвостом, вдруг превратился в розовощекого Купидона, ангела-Эроса, чернорабочего любви и разводных мостов в исполнении Сергея Перегудова.
А троица кандидатов в новобрачные - Яичница, Анучкин, Жевакин - стали одновременно и завсегдатаями ленинградской рюмочной, узнаваемыми рассуждениями за высоким круглым столом о долге, курьезах, женщинах, и тремя коверными белыми клоунами в черных строгих костюмных парах, исполняющими гала-концерт из наивных советских песен. Сергей Мигицко, Евгений Филатов и Александр Новиков будут в этих личинах столь трогательны и человечны, что их актерский лаконизм можно смело назначать эталоном сдержанности глубокой душевной бури, образцовой величиной, новейшим каноном исполнительской манеры Всемирной палаты мер и весов французского Севра.
Рядом с ними - трио прекрасноликих граций. Сваха, тетка и невеста, тоже слишком необычны, летучи, неземны. В здравом уме и доброй памяти городская сумасшедшая - сваха Фекла Ивановна (Галина Субботина). Как трагичный ангел, глашатай жребия, она завораживает предсказаниями сшибки небесного промысла и веления плоти, коротая будни откармливанием голубей - предвестников грядущего.
Ангел-хранитель жениха, тетка Арина Пантелеймоновна (Евгения Евстигнеева) будет тащить Подколесина на встречу с суженой, станцует чечеточный номер во время декорационной перестановки, кокетливой официанткой поднесет кофе, переживет три собственных разновеликих разрыва с законным супругом Амуром-Кочкаревым, и будет многократно призывать «удалого молодца» к подвигу, увы, зря.
Невеста же Агафья Тихоновна (Анна Ковальчук) - сектант Орестова комплекса, не выветрившегося после второй мировой войны из сакральных закономерностей женских судеб Петербурга. И эта героиня пройдет длинный путь от любопытства через влюбленность к одиночеству, усмиряя нереализованную гиперчувствительность умением много терпеть и долго ждать. Ох, знать бы, сколь тяжела подобная добродетель?!
Ей под стать «пейзаж души» суженого-ряженого Подколесина (Олег Федоров), рефлексирующего блоковеда, чья история вершится на периферии, и кто ради мимолетного видения презрит все блага мирские, утоляя жажду полной жизни по романтическому правилу - одними воспоминаниями.
Титанические усилия по вытягиванию этого бегемота из болота не проходят даром, а определяют тягучесть повествования, процесс мерный, пошаговый, завораживающий простотой, органикой, естеством. В воссозданном на площадке «Городе», где по Мандельштаму «к зловещему дегтю подмешан желток», не спят «ночами напролет» и бьет в висок «вырванный с мясом звонок»... нет явленных поводов для беспокойства. Но городских тайн так много, что, кажется, за кулисами «кишит их тьма, на сцену не спеша», занятых выталкиванием в световое пятно от софитов шарика в рулетку - жребия одинокого таланта. А потом, усмехаясь и смешавшись с тенями, будут катать они по кругу тонкий обруч колеса его счастья - от горя к радости, от болезни к здравию, от бедности к богатству, пока смерть не разлучит их.
Под музыку не столь разнообразную, а, наоборот, позволяющую царствовать сценической тишине, с редкими, разовыми выступлениями классики-джаз-попа на коротком поводке у фонового шума easy-listening-стиля. С одним условием - не препятствовать звучанию составных частей мозаики произведений: репликам «Женитьбы», фрагментам петербургских повестей Н.Гоголя «Невский проспект», «Шинель», «Нос», «Записки сумасшедшего», стихотворению М.Цветаевой «Мы с Вами разные, как суша и вода...», отрывкам из монолога Мышкина, студийной записи строк «Евгения Онегина» А.Пушкина.
Слегка суетны, но строги перемены оформления от художника Николая Слободяника. Секрет иллюзионного аттракциона - в функциональной расстановке признаков места действия: мебели, домашних / уличных светильников и шпиля Адмиралтейства / Александрийского столпа, обливаемых искусственным дождем и утопающих в бумажном снегопаде. И все эти атрибуты - лишь рамки вымысла, обращающие внимание на то, что в центре.
А там сегодня - режиссерский траур, вызванный одной распространенной привычкой нашего современника. Соль рассказанного Гоголем анекдота об одном неудачном замужестве вовсе не в тщетности поисков нежной страсти или невозможности реализации мечты, а в тех нескольких шагах, на которые не идет человек, сознательно отказываясь от решительных действий против своей доли. Такой гимн недееспособности, тактики отступления, культа монашеской аскезы, о которых давно перестали с подмостков вести разговор со зрителем. А Юрий Бутусов только начал. И впереди - еще громадье замыслов, воплощения которых мы будем трепетно дожидаться, вторя примеру действующих лиц фантазии «Город. Женитьба. Гоголь».
Последняя ее точка - кладбищенская тишь, прямая цитата из сценической версии романа Федора Достоевского «Идиот» гениального Эймунтаса Някрошюса. Только вместо дореволюционной ковки теперь прикроватные спинки из металлического дешевого новодела олицетворяют оградки могил, а роль разводного моста сыграет украшенная красной циклопей одноглазостью сигнального маяка стальная пружинная кровать, под которой обычно и прячутся от своей фортуны всякие сентиментальные одиночки.
Храбрый и правдолюбивый экзекутор Яичница достанет из своего походного чемодана и поставит у рампы макет маленького кораблика с алыми парусами, и гоголевские персонажи, ставшие Ангелами Санкт-Петербурга, наконец, усядутся гурьбой глядеть на этот возвышенный символ всех мечтателей, грезя о своём.
Фотографии - Юлия Кудряшова / пресс-служба театра им.Ленсовета
