23 ноября в Театре имени Ленсовета первая премьера сезона – спектакль «Русская матрица», названный режиссёром и автором текста Андреем Прикотенко «драматической поэмой по отечественной мифологии». Что же это такое – мы расспросили режиссёра.
- Вы на пресс-конференции перед открытием сезона в Театре имени Ленсовета говорили, что почувствовали дефицит русской темы в театральном пространстве. Как все-таки вы вышли на эту тему – разобраться с русской матрицей? Уж очень ответственная задача.
- Я помню, что по молодости всегда стеснялся того, что мои предки родом из деревни, из-под белорусского Гомеля. И хоть я и родился уже в Ленинграде, но вот этот комплекс, что мы не из петербургских старожилов, не петербургская интеллигенция в седьмом колене - меня преследовал. Я помню, что в нашем городе эта тема петербургская – кто из дворян, а кто нет, кто – аристократ, а кто – плебей, – была. Да и есть, наверное. Несмотря на то, что революции уже сто лет, и ту интеллигенцию с корнем вырывали, высылали, уничтожали. Этот комплекс уже давно прошел, я наоборот стал интересоваться своими предками, прочерчивать линии, идти к истокам, насколько это возможно. Наверное, это нормально – юношеские комплексы, а потом зрелость, взросление, поиск себя – какой же ты есть на самом деле. И вот здесь с «Русской матрицей» что-то похожее происходит. Ты понимаешь, что внутри тебя есть какие-то вещи, какая-то тема, которая не буквально связана с древом твоей отдельной семьи, а с чем-то пошире, поглубже, позначительнее. Что есть русский человек? В тебе эти темы отзвуками раздаются, причем они не связаны с массивом русской классической культуры, и тем более не связаны с песенно-танцевальным фольклором. В душе у тебя что-то дребезжит, мается, хочет высказаться. И приходит потребность изучить, понять себя на каком-то очень глубинном, генетическом, архаичном даже уровне. Мне думается, поэтому у нас работа над спектаклем очень сложно идет. Мы очень интересно репетируем, но нам очень сложно. Многое нужно проговаривать.
- Задача пробиться к архаике русского генотипа наскоком не берется. Путь практически в неизведанное, так я понимаю.
- Такое количество штампов культурологических существует вокруг русской темы, и я даже не могу гарантировать, что мы все эти штампы минуем, изживем, обойдем. Искушение кокошниками, косоворотками, сарафанами, плясовыми огромно.
- Эти искушения тоже ведь в нашей матрице уже практически намертво записаны.
- Русская тема в культуре нашей очень обильно использована, ее действительно трудно очистить от налипаний и доковыряться до глубинных тем и связей, разобраться, почему мы такие, а не другие.
- И почему с нами происходит то, что происходит.
- Вот это очень интересно изловить в типах, характерах, распознать матрицу русского типа. Задача художественная внятно сформулирована и уже понята, как мне видится, артистами. Интерес к этому исследованию нас уже объединил, потому что задача сложная и занятная.
- Как вы рискнули сами этот текст написать?
- Этот способ не я придумал, это сейчас такая современная тенденция. Режиссёры нынче частенько сами себе пишут тексты. Если ты этого не делаешь, то ты довольствуешься все-таки ролью интерпретатора. В цепочке – солнце выращивает траву, траву поедает корова, корова дает молоко – ты только трава, второй по счету, как ни крути. И когда ты интерпретируешь, ты оказываешься в каком-то ряду. Бутусов поставил
«Гамлета», а до него Додин, а до них Фокин, а когда-то Питер Брук, и так далее. А здесь у нас совершенно новая история. Это даже на репетициях сказывается, мы не говорим ни о чем постороннем. Потому что мы – первые. Нас не с кем и не с чем будет сравнивать. Нет бэкграунда, канона, мы создаем во всех смыслах новый продукт. И это само по себе суперинтересно – создавать новые миры театральные.
- Для вас этот опыт не первый.
- Да, я считаю, что был у меня удачный опыт в создании спектакля «Sociopath/Гамлет» в новосибирском театре «Старый дом», когда был написан новый текст. Потом таким же способом я сделал спектакль «ОПЕРАНИЩИХ» в московском театре Сатиры. После этих спектаклей у меня появились основания, что можно попробовать сочинить «Русскую матрицу».
- Как так называемый простой взрослый зритель, незамутненный никакими размышлениями о русской душе, должен понять, что ему надо идти вот сюда – на спектакль с героями под именами Иван-Дурак, Змей-Горыныч, Кощей Бессмертный, Баба-Яга, Жар-Птица и так далее? Как он должен понять, что это – для взрослых, а не детская сказка?
- Наверное, должно быть так называемое «сарафанное радио» о спектакле. Должна быть фотографическая полиграфическая продукция, чтобы уже сразу было видно, что это не тюзовская сказка.
- Кстати, как художник Оля Шаишмелашвили вышла из положения, разобралась с традиционными сказочными персонажами?
- Герои будут облачены в стильную современную одежду, они будут прямо суперкрасавцы. Ткани будут ультрамодные, не будет ни льна, ни холстины, и скелет на комбинезоне Кощея нарисован фосфоресцирующей краской не будет. Все герои будут одеты практически от кутюр.
- С чем мы этот спектакль можем сравнить в мировом театральном пространстве? Вот, например, с бродвейским хитом – мюзиклом Элтона Джона «Король Лев» со всякими зверушками, который за двадцать лет с наслаждением пересмотрели миллионы взрослых зрителей на всей планете?
- Я думаю, скорее наш спектакль можно сравнить с шекспировскими пьесами-сказками – «Сон в летнюю ночь», «Буря», где летают эльфы, какие-то паутинки, духи, нимфы бродят, но при этом решаются глубочайшие сложнейшие вопросы человеческого бытия. Волшебный мир – очень хороший повод для трагического высказывания.
Текст: Вера Матвеева