15 октября на Другой сцене Московского театра «Современник» состоялся конкурсный показ спектакля «Академия смеха» в рамках «Биеннале театрального искусства. Уроки режиссуры». Это постановка режиссера Федора Пшеничного, которая уже больше года с успехом идет на стене Санкт-Петербургского театра им. Ленсовета.
Два актера на сцене, два натянутых как пружина, часа без антракта, очень эмоциональный, хлесткий, и неожиданно актуальный по материалу спектакль: как будто текст писался в России и буквально вчера, но это японский драматург Коко Митани сочинил еще в 1990-е и про свою страну (причем в 1940-е!), а не нашу.
Напряжение, схожее с электрическим, создают на сцене всего два персонажа: автор (Илья Дель) и цензор (Сергей Перегудов). Держать зал без перерыва такое продолжительное время – высочайший уровень мастерства актера, умножьте его на первоклассную режиссуру, и получится спектакль, достойный того, чтобы о нем говорили не один год.
Это не такой спектакль, после которого выходишь окрыленным. Скорее, он требует от зрителя максимальной эмпатии и погружения в образы. Это спектакль-битва двух заложников диктатуры власти, в которой нет свободы ни у творца, ни у надзирателя. По динамике постановка пульсирующая, и да, в ней как будто бы даже есть место юмору, но такому, который жанрово близок к трагифарсу на фоне изломанных рук, в диком танце двух актеров (напоминающем бутусовские приемы), высящихся стопок рукописей, которые рано или поздно заполнят всю сцену и превратят ее в хаос.
Хаос, безумие и абсурд – пожалуй, лучше всего отражают суть постановки. Абсурд в духе «Ожидания Годо» — мы не знаем, чем разрешатся эти семь дней сотворения мира (или все-таки пьесы?), Пшеничный не дает нам даже на йоту опознать какую-то «японскость» этого текста, не давая никаких антуражных реалий, превращая этот сюжет в абстрактную, очищенную от исторических и локальных примет притчу.
Но еще это и гимн театру. Не хвалебная ода вовсе. Это о страданиях, подводных камнях, зачастую нелепых внутренних несвободах театральной жизни. И все же – несмотря на все сложное, что существует в театре – это великий мир, в котором есть Шекспир, Гамлет, Алиса Фрейндлих и другие великие ленинградские артисты.
Сценография как будто намекает нам на то, что мы все окажемся в камере пыток вместе с Автором. Однако не всегда мяч оказывается на стороне Цензора, несмотря на его жесткий прессинг. Сквозь боль и муку, которую буквально можно почувствовать физически, рождается гениальное произведение, которое (спойлер!) наверняка не увидит сцены. Кто победил? Неизвестно: финал открыт, а заданных вопросов о творчестве, свободе и цензуре, родине-смородине, чиновниках, создателях, и в конце концов, людях, которым все еще (как будто!) не чуждо ничто настоящее, – этих вопросов так много, что зритель уходит таким, как будто по нему проехал каток. Но разве не для этого существует театр, и самое главное – театр о театре? Потому что только через боль и катарсис мы возвращаем это человеческое себе.
Юлия Зу специально для Musecube
