Top.Mail.Ru

«A dуnde vas? dуnde vas nube de mi soledad?»: Куда ты? Куда ты, мое одиночество?

Яна Чичина,-okolo.me, 05 Фев 2014

После «Макбет.Кино», ставшего в Петербурге живой легендой, о которой говорят, пишут и спорят уже больше года, Юрий Бутусов ставит в том же Театре им.Ленсовета, руководителем которого является, Чеховскую пьесу «Три сестры».

 
Четыре с половиной часа философских монологов, кричащих душ, разбитых надежд. Бутусов остается верен своему театру - театру этюдному, коллажному, неординарному. Театру, в котором сцены повторяются по несколько раз , в котором актеры не просто открывают душу, а выворачивают ее наизнанку перед зрителем, в котором музыка настолько тесно связана с движением и ритмом спектакля, что становится полноправным действующим лицом.
Как и все пьесы Чехова, «Три сестры» - драма жизни с отсутствием событий. В драмах Чехова события - это только фон, а на передний план выходит быт. Бутусов от иллюстрации этого быта отказывается. Стол, за которым недвижно сидят сестры в начале первого акта, пуст; на сцене масса хаотично расставленных предметов - ковры, кирпичная стена, замурованный в ней рояль. Герои живут не в доме, а в какой-то особой бесконечной пустоте, где все окружающие предметы напоминает временное пристанище. Именно пустота, как внешняя, так и внутренняя, выступает у Бутусова вперед, задавливая надежды. Персонажи выходят из неоткуда, выносят с собой стул, садятся перед зрителем и начинают говорить о своем. Они смотрят в зал, точно ищут собеседника, но не находят. Здесь все говорят только себе одному. Когда Андрей (Виталий Куликов) собрался поговорить с сестрами, они, опрокидывая стулья, встают и уходят, оставляя брата разговаривать с самим собой.
 
Три сестры - это три ипостаси единого целого. Единого одиночества. Они крайне похожи в сценах статичных, сдержанных. Но они совершенно разные в своих монологах, в сценах с эмоциональным надрывом. Ольга (Анна Алексахина) - самая старшая по возрасту, но самая младшая душой. Такой наивный, добрый ребенок, но скрывающий большую рану в душе. Маша (Ольга Муравицкая) - с грубым голосом, и самым потерянным взглядом. От нее особенно веет какой-то безысходностью. Может быть,поэтому в самом начале она одна из сестер держит в руках пистолет. И Ирина (Лаура Пицхелаури) в истории которой и показан процесс перехода от мечтаний о светлом будущем к смирению с беспросветностью. Весь этот процесс происходил внутри и выражался в тексте - никак не иллюстрируясь в мимике.
 
Известная всем фраза «Пока герои пьют чай, их жизнь рушится» - не про бутусовский спектакль. У него жизнь и надежды героев рушатся, пока они кричат, танцуют, поют, стоят, молчат. Никаких привычных бытовых дел - только физическое выражение внутренних переживаний. Их мечты улетучиваются в процессе той однообразной блеклой жизни, которую зритель не видит. Идут года, во внешности меняются только платья сестер, а их лица, их статичные позы выражают всю ту же усталость и неприкаянность.
 
Над мечтой сестер о Москве издеваются буквально в первых сценах - Вершинин (Олег Андреев) намеренно громко и наигранно с неприкрытым сарказмом повторяет трижды «А я из Москвы». Не знание пьесы, а хотя бы эта самодовольно сказанная фраза (рассмешившая весь зал интонацией, с которой была подана) дает право не сомневаться - никто в Москву не поедет. Не поедут и потому, что не предпринимают ничего. Три сестры и Наташа неподвижно сидят за столом, а все остальные герои суетятся сзади них у вешалок, бесконечно много раз надевая, снимая и снова надевая рубашки, брюки и пиджаки, подыскивая под новый образ себе осанку и выражение лица, точно подбирая себе роли. Тоже бутусовская «фишка» - спектакль кажется открытой репетицией, будто стены между гримерной и сценой вдруг не стало, как не стало стены между театром и жизнью.
 
Удивительным получился Соленый в исполнении Ильи Деля. Кажется, эта роль именно для него - у Бутусова Соленый похож на чёрта, с синим ирокезом на голове и в красных перчатках, постоянно встревающий во все разговоры, мелькающий то тут, то там, неожиданно выбрасывающий неуместные фразы. Свойственная Делю пластика - суетливая, дергнанная, хаотичная, еще больше приближающая его к черту или бесу, проявляется особенно в сценах Соленый-Тузенбах. Соленый единственный, кто не мечтает о будущем. У него другая миссия - он помогает ломаться чужим судьбам. И кому как не черту это лучше всего делать.
 
Наташа (Анна Ковальчук) в чем-то похожа на Соленого. Своим присутствием, своими правилами, своей надменностью, она точно не дает дышать сестрам, постоянно задуваяперед ними свечу, как последнюю надежду.
Безостановочное действие, которым отличаются спектакли Бутусова, смогло ужиться и в Чеховской «бессобытийной» пьесе. Сцена, в которой Маша приносит Вершинину письмо от жены, и сцена прощания Вершинина с Машей повторяются по пять раз подряд. С каждым разом увеличивается скорость происходящего, и теряется смысл, но последний сыгранный вариант и тишина после нее этот смысл возвращают и удваивают.
 
Бутусов не прорисовывает на своей картине детали, он пишет широкими, размашистыми мазками, выходя за пределы холста. Он рисует черно-белыми красками, но в его руках они подсознательно раскрашиваются всеми цветами. Среди всего балагана, фарса, хаоса, шуток и истошных криков, странных фраз, среди всего этого шумного и предельного читается поистине глубокий смысл. Почти все философские монологи чеховских персонажей произносятся дважды, с интервалом в акт. И тема «нас забудут», и тема одиночества, и тема несостоявшейся любви, разрушенных надежд и сломанной жизни. Кажется, страхи и разбивающиеся мечты говорят сами за себя, а персонажи бегут от них, мечутся по сцене... . Эти монологи - как открытые раны, стоит их коснуться, и они разрывают болью все тело. Актеры произносят их на пределе эмоций, срывая голоса. Тексты вырываются из контекста пьесы, и на какой-то момент становится не важно, кто это говорит. Но после каждого такого отступления, зрителя снова кидают в дом Прозоровых. Наверное, этим Чехов и интересен Бутусову - ему интересна не фабула, а темы, смыслы. На них он и выстраивает свою антилинейную композицию.
 
Спектакли Бутусова имеют свою особую атмосферу. Они гениальны и невероятно трудны. Впечатления от спектакля трудно, почти невозможно сформулировать сразу, все увиденное, отложилось где-то внутри, на подсознательном уровне. Его спектакли нужно смотреть еще раз, а потом еще и еще, с каждым разом открывая новые ракурсы, новые темы, новые эмоции и с каждым разом все больше проникаясь его гениальностью.
Текст: Яна Чичина