«„Театральный роман“. История одного спектакля». По мотивам произведений М. А. Булгакова «Театральный роман», «Белая гвардия» и «Дни Турбиных».
Театр им. Ленсовета.
Режиссер и автор инсценировки Роман Габриа, художник Анвар Гумаров.
Как известно, не законченный Булгаковым «Театральный роман» посвящен созданию писателем романа «Белая гвардия», пересочинению его в пьесу по заказу МХАТа и постановке «Дней Турбиных» на сцене театра. Задавшись целью продолжить и завершить замысел Булгакова, режиссер решил объединить эти три источника, превратив их в три составные части своего сценического опуса и сопроводив его подзаголовком «История одного спектакля». Сценическая история самого Габриа, как и история этой истории, получилась пестрой и непростой.
Сцена из спектакля.
Фото — Юлия Смелкина.
В последнее время Роман Габриа ставит много и часто, работая не только в различных театрах Петербурга, но и по всей России. За ним не угонишься. На пару сезонов его постановочная деятельность выпала из круга моего внимания. Впрочем, последний спектакль Габриа в родной ему «Мастерской», «Превращение», хотя и смутил отчасти своей пестротой, обнаружил для меня значительный рост профессионального мастерства и доступных возможностей постановщика. Появление «Театрального романа» я ожидал с нетерпением, но и с некоторым беспокойством.
Благословляя меня на рецензирование, редактор предупреждал: «Учтите, что Габриа в последнее время любит менять финалы. И первая версия может позднее существенно корректироваться». Честно говоря, мне эта практика не кажется безупречной. Я думаю, что обнародование всякого текста, и литературного, и сценического, предполагает доведение его «до точки». Ближайшее будущее обнаружило мою наивность. За пять первых показов зрители увидели четыре версии спектакля.
На первом публичном прогоне спектакль был показан не полностью, вообще без финала. Режиссер объявил, что работа не закончена и будет продолжена. Два первых премьерных показа прошли в компромиссной версии, без исполнителя роли Максудова Ильи Деля, не имевшего дублеров и временно замещенного режиссером по пластике Ильей Колецким, введенным на главную роль за полдня. Справедливости ради стоит заметить, что никакой вины режиссера и театра в этой компромиссной замене не было. Актер оказался нездоров. На первом спектакле с поправившимся Делем выяснилось, что режиссер и актриса Анна Мигицко так увлеклись разработкой маски Фомы Стрижа, «режиссера будущего», что переусердствовали с как бы «мейерхольдовскими», революционными маркерами. В результате возникло логическое противоречие: автором сцен «Дней Турбиных», разыгрываемых в традиционной «мхатовской» манере, оказался леворадикальный режиссер-ниспровергатель, клявшийся идеями «Театрального Октября». Вылепленная режиссером и актрисой «маска» Стрижа, увы, не поддавалась надлежащей корректировке.
Сцена из спектакля.
Фото — Юлия Смелкина.
В результате уже на следующем показе по воле режиссера «Театрального романа» отдельные репетиции «Дней Турбиных» были перенесены на дом к руководителю Независимого театра Ивану Васильевичу (Сергей Мигицко). Алексей Турбин (Олег Федоров) произносил свое обращение к распускаемому им дивизиону перед лицом одного застывшего в неподвижности Шервинского (Виталий Куликов), к дивизиону этому никакого отношения не имеющего. Стриж лишился наиболее очевидных левых маркеров. А во втором действии был и вовсе оттеснен от работы Иваном Васильевичем, закрепившим за собой авторство сценических «Турбиных» и уехавшим с последней репетиции через зрительный зал на велосипеде. Видимо, для того, чтобы укрупнить свое имя постановщика «в афише». Переводя ситуацию на язык документальной протоистории мхатовских «Турбиных», Габриа отобрал спектакль у его реального постановщика режиссера Ильи Судакова, никогда не бывшего левым радикалом, и передал его номинальному «художественному руководителю» постановки К. Станиславскому. Совсем от постановки Стрижа не отставили, но исправляя одно противоречие, воздвигли на его руинах как минимум два.
Ситуация с постановкой «Театрального романа» режиссером Габриа на сцене Театра им. Ленсовета все более напоминала описанную в романе историю инсценирования «Белой гвардии» и постановки «Дней Турбиных» во МХАТе, где первоначальные авторские версии пьесы резали и переделывали по требованиям театра и в угоду политической конъюнктуре. «Рамка» «Театрального романа» становилась все тоньше и невесомее, а обрамленное ею полотно «Турбиных» доминировало все несомненнее. Силами труппы Театра им. Ленсовета Габриа разыгрывал «Дни Турбиных» в мхатовской традиции. «Театральному роману» в этой истории отводилась роль дополнительная и второстепенная.
И. Балай (Колдыбаева), С. Мигицко (Иван Васильевич).
Фото — Юлия Смелкина.
С истончением «рамки» окончательно улетучивалась и возможность реализации гоголевского начала, сочно напитывающего «Театральный роман» Булгакова. Вместо «гоголина», отсутствующего в спектакле в любых дозах, Габриа материализует на сцене фигуры трех упоминаемых в романе сочинителей — Мольера, Шекспира и Чехова. Значительной содержательной и художественной нагрузки они не несут. Скорее служат декоративным дополнением действия, походя «принимая» Максудова-Булгакова в свой «писательский клуб».
Что же касается финала, то на пятом представлении его отсутствие и вовсе возвели в постановочный принцип. На фоне сидящих за письменным столом Сталина (Александр Сулимов) и Булгакова (уже не Максудова), отыгравших эпизод, имеющий документальный базис, Анна Алексахина с авансцены объявила: поскольку «Театральный роман» Булгаковым закончен не был, театр решил последовать примеру автора и оставить свой спектакль без завершения. «Фантазия», обещанная режиссером в начале работы, не нафантазировалась. Все смешалось в доме Турбиных, а заодно и в Независимом (то есть Московском Художественном) театре.
В плане исполнительском в «Театральном романе» безраздельно царит Сергей Мигицко, играющий Ивана Васильевича в портретном гриме К. С. Станиславского. Я давно не видел у замечательного актера такой блестящей, искрометной и живой роли. Исполнение Мигицко пропитано тонким юмором и глубокой иронией, доходящими порой до бурлеска, когда Иван Васильевич, приходящий в восторг от собственных совершенно нелепых фантазий, начинает канканировать одними ногами, не вставая с дивана. Мигицко — Иван Васильевич, — безусловный «актерский гвоздь» спектакля, укрепляющий и скрепляющий его противоречивую режиссерскую постройку. Рядом с ним можно назвать безудержно вокализирующую молодящуюся приму Независимого театра Людмилу Пряхину (Светлана Письмиченко). Невозмутимо-непрошибаемую блаженно-идиотическую тетушку Ивана Васильевича Настасью Колдыбаеву (Ирина Балай). Настоящего рыцаря пишущей машинки и телефонного аппарата и верного оруженосца Аристарха Платоновича со сдержанным и ясным юмором играет Анна Алексахина в роли Поликсены Торопецкой в изумрудном кокошнике.
А. Мигицко (Фома Стриж).
Фото — Юлия Смелкина.
Отличный ансамбль и внятное проникновенное исполнение отличают всех исполнителей сцен «Дней Турбиных»: обворожительной Елены Лауры Пицхелаури, сдержанно мужественного Алексея Олега Федорова, соблазняющего Елену Шервинского Виталия Куликова, прямодушного медведя Мышлаевского Всеволода Цурило, наивного и обаятельного Лариосика Антона Падерина, чистого и нежного Николки Сергея Филиповича, демагогического и шкурного Тальберга Евгения Филатова. На протяжении спектакля несколько раз меня брала досада на режиссера. Ну если так хочется поставить «Дни Турбиных», так и ставьте их, ради бога, не загромождая действие такой хаотичной многоэтажной драматургической застройкой.
Булгаковское «инферно» со скрытыми, но читающимися отсылками к «Мастеру и Маргарите» характеризует персонажей Артура Вахи и неизменно сопровождающей его Алисы Рейфер. Персонаж Вахи, собранный из нескольких героев «Театрального романа», удерживает за своей спиной и булгаковского мага Воланда, требуя от Максудова в договоре расписаться кровью и связываясь по телефону посредством приставленной к уху рюмки. В других сценах он является в форме энкавэдэшника. Как и его напарница А. Рейфер, названная в программке Проводником в мир театра и в первых сценах появляющаяся в костюме некоего капельдинера с длинными кошачьими усами и кошачьими же повадками. С кошечкой этой играет Иван Васильевич. Кошечка поит водкой Максудова, наливая ее из серебристого кофейника и намазывая икрой бутерброды. Кошечку вполне могут звать Бегемот. Впрочем «инферно», характеризующее эту театральную пару, в других элементах спектакля никак не развито и не поддержано.
Больше всего, на мой взгляд, в спектакле не повезло Анне Мигицко и Илье Делю. И оба эти «невезения» с актерами в полной мере делит режиссер, призванный формулировать сценические задачи. В первом случае «заигрались» с маркерами «левизны», перегрузив ими образ Стрижа, задуманный как комический. «Комизму» призван служить и кросс-кастинг, и смешной рыжий паричок шапочкой, и наклеенная бородка, и нелепые очки, и кургузый пиджачок, и угловатая пластика, и плакатные статичные позировки. Комических средств собрали с избытком, но оснащенная ими Мигицко-Стриж ни разу не вызвала не только смех, но даже улыбку.
Сцена из спектакля.
Фото — Юлия Смелкина.
В случае Деля, играющего Максудова, постепенно превращающегося в Булгакова в узнаваемых по фотографиям темных очках с круглыми стеклами, мне кажется, сквозная задача осталась и вовсе «за кадром». Покидать сцену Делю запрещено. Если он не занят «буквально» в том или ином эпизоде, то вынужден спать, лежать или сидеть на своей кровати, установленной слева на авансцене. В одиночку и молча пить водку, напиваясь и болтаясь по сцене. А при превращении Максудова в Булгакова как бы невидимым входить в репетируемую сцену застолья у Турбиных, выполняя нехитрые вспомогательные действия: заводить пружину граммофона, подавать черный маузер Мышлаевскому, а потом снова отправляться спать. «Оживает» герой Деля эпизодически, читая пьесу худсовету, диктуя текст Торопецкой, знакомя с пьесой Ивана Васильевича, но в промежутках слоняется и проваливается. В комических эпизодах кокошник Торопецкой его просто спасает, замещая отсутствующую харизму. Я даже пожалел о том, что на первые показы с Колецким «театральные» меня не пустили. Было бы что с чем сравнивать.
Несмотря на то, что режиссер, на мой взгляд, подзаплутал в трех принятых в работу булгаковских текстах, населяющих их персонажах и порождаемых ими ассоциациях, в рамках предъявленного публике зрелища его постановочное осуществление выглядит динамичным и мастеровитым. Прекрасно освоена конструкция-трансформер художника А. Гумарова, установленная на поворотном круге. Мне абсолютно понятно, что Габриа не любит и избегает простые задания. Вместе с тем я пожелал бы ему большей сосредоточенности. Его «Театральный роман» напомнил мне эпизод из моей аспирантской молодости. Одна из моих мудрых преподавателей, редактировавшая мою статью, делилась опытом. «Знаете, чем отличается текст молодого аспиранта от текста престарелого профессора? Аспирант старается запихнуть ВСЕ переполняющие его идеи в предоставленный ему объем коротенькой статьи. Получается хаос и неразбериха. А профессор единственную имеющуюся у него идею размазывает в объеме толстой монографии. И все понятно».
А. Сулимов (Генеральный секретарь), И. Дель (Максудов).
Фото — Юлия Смелкина.
Не желая опытному уже режиссеру Габриа матереть до степени безыдейного профессора, искренне желаю закончить затянувшуюся аспирантуру. Тем более, что «печатные площади» он себе уже обеспечил. А тогда, может быть, и с финалами его спектаклей дело наладится.