В марте 2020 на сцене МХАТа имени М. Горького состоялись гастроли одного из ведущих петербургских театров — Театра имени Ленсовета. Московские зрители впервые увидели прошлогоднюю премьеру «Мертвые души», сочинение по одноименной поэме и другим произведениям Николая Васильевича Гоголя. В свое время легендарный ленсоветовский режиссер Игорь Владимиров вывел универсальную театральную формулу — в работе над спектаклем нужно потерять первую авторскую страницу. Молодой актер и режиссер Роман Кочержевский, ученик Юрия Бутусова, не просто выбрасывает отдельные ставшие хрестоматийными страницы поэмы, он решительно избавляется от привычных постановочных штампов и бросает Чичикова в кладбищенский мир, населенный вампирами-помещиками. Классический трикстер русской литературы не только пытается отыскать, вопреки ожиданиям, живые души среди мертвецов, с которыми еще можно общаться, но и задается вопросом – почему я оказался в этой роли, а не другой?
Спектакль Р. Кочержевского наполнен параллелями и внутритеатральными аллюзиями. «Живые» на сцене соседствуют с «мертвыми», как в бутусовском «Гамлете». Пары помещиков перекочевали из других спектаклей — Н. Шамина и А. Новиков — из «Дяди Вани», А. Ковальчук и С. Перегудов — из «Все мы прекрасные люди», Л. Пицхелаури и В. Куликов — из «Макбет. Кино». А Сергею Мигицко не раз доводилось играть комичного, властолюбивого и неудачливого губернатора, коими всегда была богата земля русская. «Мертвые души» — третий спектакль по Гоголю в Театре им. Ленсовета — оказался, пожалуй, самым непредсказуемым и эклектичным. И в тоже время ему присуща эстетическая цельность и осознанность представленной зрителю картины. Перед нами поставлена сложная и необычная задача самостоятельно сконструировать гипертекст, угадать разрозненные цитаты из «Вия», «Ивана Федоровича Шпоньки и его тетушки» или «Записок сумасшедшего». Персонажи присваивают себе авторский голос, и каждая мизансцена превращается в собирание пазла, в котором дан только каркас и указан приблизительный адрес. И нужно осторожно и внимательно проложить линии от точки к точке, как в программке к спектаклю, чтобы наполнить образовавшиеся связи художественными смыслами.
Первое действие начинается с монологов персонажей, которые сидят в ряд на стульях спиной к зрительному залу. Они уже перешли черту, обезличились, готовы отправиться с Чичиковым в путь на лихой тройке. Спектакль построен как череда воспоминаний, встреч, превращений. И многоликий Чичиков выступает лишь в качестве провокатора, искусителя, пробуждающего у помещиков потаенные желания. Он прорастает в каждом из них, то в образе униженного канцелярщиной и, как водится, втайне мечтающего о жизненном успехе юноши с мертвенно бледным лицом (Ф. Пшеничный), то в обличье хладнокровного дельца (В. Куликов), или плетущего финансовые и любовные интриги опытного махинатора (С. Перегудов). Для романтичной губернаторской дочки (Р. Саркисян) Чичиков — рыцарь, сражающийся за ее сердце, под песню рок-группы «Nirvana» он скачет на лошадке-палочке из одной кулисы в другую в надежде увезти любимую от отца-тирана (С. Мигицко). Повторяющаяся мизансцена построена в стилистике театра теней, и всякий раз губернатор в пальто с каракулевым воротником силой уводит непослушное дитя и разлучает влюбленных.
Вообще, дочь губернатора и маленькая дочка помещика Ноздрева, которая нежно прижимает к сердцу потрепанные плюшевые игрушки (Л. Пицхелаури) — единственные живые души в этом забытом Богом «городе N», окруженном деревнями с полуразрушенными барскими поместьями. Бьющийся в банке мотылек – это метафора невозможности осуществления мечты, тоска по свободе, но в то же время едва теплящаяся надежда на будущее возрождение, стоит только открыть банку… Режиссер заключил и бескрайние просторы Руси в герметичную коробку однотипных квартир стран соцблока со стандартным набором мебели — стол, стул, торшер, аквариум с рыбками, гладильная доска, плита, телевизор... На белых оштукатуренных стенах висят пустые портретные рамки. Раз в человеке умерла душа, то и лицо стерлось, больше не отражается в зеркале и не запечатлевается на фотографии. Смена декораций по ходу спектакля напоминает галерею ярких инстаграм картинок, которые демонстрируют сытое мещанство, а по сути, являются фейком, подменой подлинного глянцевой оберткой.
Мы становимся свидетелями бытовых сцен из супружеской или холостяцкой жизни персонажей. В семье Маниловых (Н. Шамина и А. Новиков) все подчинено страсти, да такой, что закипает вода в аквариуме. В их мирке все приторно и притворно — и удушающие поцелуи, и хихиканье, переходящее в гомерический смех. И ведь действительно забавно, что скажет Чичиков про городских начальников. Только общение здесь невозможно, куклы механически разговаривают, но не слышат.
Коробочка (А. Ковальчук) из шамкающей старухи в одночасье превращается в обольстительную Панночку, вампиршу, которая питается энергией Чичикова-Перегудова, пытается сломить его волю. В дуэте Собакевичей (Л. Пицхелаури и В. Куликов) маску Чичикова надевает сама Феодулия, изящная, холодная, она торгуется с мужем, пытаясь спасти несчастливый брак. Банальная сцена за столом перерастает в скандал, а в переключаемом туда-сюда приемнике как-то растворяется мечта о романтике парижской любви.
Бьется в агонии Ноздрев (С. Перегудов), просадивший имение, потерявший семью и себя самого. В спектакле Р. Кочержевского он отнюдь не разбитной малый, а отчаявшийся человек, у которого остался только мешок с плюшевыми собаками разных пород и мастей. А из-под портянок виднеются посиневшие трупные ноги. Мертвецом оказался и пенсионер Плюшкин (С. Мигицко). Он спрятался от мира под теплым пледом, слившись с квартирным хламом — пустыми фотографиями, старой новогодней елкой, сломанным телевизором, кипой пыльных бумаг. Но стоило Чичикову завести разговор о деньгах, как в немощном на первый взгляд старике в застиранных трениках проснулся опытный плут и законченный скряга. Сухарь, к слову так и не вынесли, но неизвестные люди растащили обстановку убого жилища Плюшкина, оставив его в кромешной темноте одиночества.
Спектакль изобилует неожиданными вставками. Так, А. Новиков как опытный докладчик читает собравшимся лекцию о причинах смертности в среде русского крепостного крестьянства первой половины XIX века. Крестьяне травятся трупами ворон и дождевыми червями. И как никогда тема вирусов и отравлений звучит весьма злободневно. А периоды самоизоляции придают действию зловещий контекст.
В финале на поистине булгаковский бал «слетаются» все помещики, переодевшись в траурные наряды. Перед нами разворачивается очная ставка с Чичиковым или очередной выпуск скандального ток-шоу, когда толпа набрасывается на одного. Каждый из них удобно расположился в своем кресле и готов вынести герою обвинительный приговор. Чичиков похож на комара, который напился ядовитой черной крови и тем самым выдал себя с поличным. Он еще не знает, что именно он станет ритуальной жертвой вампиров. И вот уже с него как с вновь представившегося снимают обувь, приматывают руки к поводьям. Позади захлопываются кладбищенские ворота, и вся компания покидает «город N», безжизненно покачивая головами. Но кладбище не отстает, оно срослось с повозкой и поедет за ними по белу свету. А значит, мертвые и дальше будут командовать живыми. Паразитирование на душах и необъятных просторах — непременный атрибут вампирского существования. Но поставленный авторами диагноз нашей жизни не должен внушать безысходность. Яркое эстетическое высказывание спектакля заставляет зрителя задуматься не только о метаморфозах российской действительности и ее персонажей, но, прежде всего, о судьбе страны и ее неизбывном стремлении сохранить свою живую душу.
ЕЛЕНА ОМЕЛИЧКИНА
Фото Юлии Смелкиной