Картины в "Мертвых душах" разворачиваются отрадные глазу: каждая сцена спектакля — идеальная инстаграм–стори про модное нынче евро–ретро 1950–1980–х. Кадры выстроены будто в кино какого–нибудь Тома Форда — до малейшей брызгалки для фикуса (непременно синей), до последней стремянки с початой банкой краски. А кресла, а тумбочки, а старинные телевизоры — мечта дизайнера интерьеров и одновременно начинающего Шерлока Холмса. Каждый интерьер прямо–таки разбалтывает всю подноготную своих обитателей, только спроси. Вся эта красота расположена в самой настоящей рамке кадра, который наезжает на зрителей, моделируя движение кинокамеры, затемняется, переливается изумительно яркими цветами, отъезжает, иногда распахивается до колосников (и тогда на сцене зияет условная "Сибирь" с газовой вышкой и факелом — тут обитает Ноздрев, разумеется). Работа художника (сам Роман Кочержевский), художника по костюмам (Сергей Илларионов) и художника по свету (Гидал Шугаев) держит внимание зрителя до самого конца.
Не только одна она, конечно. Населяющие сцену персонажи и сами как картинки — выписаны до последнего жеста, до еле заметной интонации. Пара Маниловых, будто вышедших из фильма Джорджа Клуни "Субурбикон" (Наталья Шамина и Александр Новиков), взрывается в приступах демонического хохота, а миленькие бра на стенках многозначительно мигают при словах "мертвые души" и "купить". Да и Чичиков (Федор Пшеничный) — неспроста же он в мертвенно–сером гриме? Старая ведьма–рокерша Коробочка (Анна Ковальчук) от тех же слов уже другого, кстати, вполне розовощекого Чичикова — Сергея Перегудова — начинает внезапно молодеть и оборачивается ведьмой классической, что твоя Маргарита из отечественного телесериала по Булгакову. А лампочки–то все мигают. В семейном дуэте Собакевичей в Чичикова превращается сама Феодулия Собакевич (Лаура Пицхелаури) — не зря, ох не зря она тянется к телевизору с душещипательным французским шансоном рукой, изломанной как у куклы или еще какой нежити: если нет в браке живой души, продайте ей хоть мертвую…
Поначалу кажется, что Роман Кочержевский в своем "сочинении по поэме "Мертвые души" и другим текстам Н. В. Гоголя" (подзаголовок спектакля) затеял мистический сериал нетфликсовского размаха. Но четверо Чичиковых (среди которых затесался и Виталий Куликов) так и не раскрывают своей зловещей сущности — ни в беседах между собой на облучке исполинской тройки (поводья свисают с директорских лож, гигантские невидимые кони скачут на месте зрительного зала), ни в откровенно вставном театре теней с карикатурно–комиксовой Губернаторской дочерью (Римма Саркисян).
В одном из интервью режиссер, старательно предупреждающий будущего зрителя, что ему уготована не инсценировка классики, а чтение между строк, пересказывает найденный в интернете синопсис гоголевского сюжета: "Ездил мужик по России и скупал мертвые души, все думали, что он некромант, а оказалось, что он просто жулик". К финалу подозреваешь, что именно этим все чтение между строк и заканчивается. Как банальным жуликом к мелочно–жадному Плюшкину (Сергей Мигицко) Чичиков–Пшеничный явился, так жуликом в ворохе бумаг и помер. Вскрытию потайных смыслов не помогла даже лекция Александра Новикова о причинах смертности среди крепостного крестьянства в 1835–1840–х годах, увы, внезапно оборвавшаяся сразу после пищевых отравлений "дохлыми трупами усопших ворон" и дождевыми червями.
И хотя помер Чичиков не совсем, в финале все вместе с ним качают головой в такт музыке, изображая "Нет" (Наталья Шамина плачет, Анна Ковальчук укоряет, у Виталия Куликова просто нервный тик). Каждый глянцевый фрагмент "Мертвых душ" Романа Кочержевского сам по себе хорош, но нет. Целиком этот пазл никак не сложить. Впрочем, возможно, яркому ученику Юрия Бутусова не больно–то и хотелось.